Звучит музыка. Весело выходят. Танцуют.
Раскрывается плакат: «Пять лет, как окончилась война!!!»

Выходит представитель от французской деревни и говорит:
– Здравствуйте! (Bonjour , monsieur) . Мы приветствуем Вас на нашей земле.
– Добрый день! (good afternoon) . Мы рады Вам и Вашему приему. И в честь нашей встречи мы хотим преподнести подарки от Великобритании:
Портрет Короля Георга V
Чай, собранный с плантаций Индии
Письма, потерянные французскими солдатами.

Вбегает запыхавшийся француз и обращается к главному:
– Ой, простите! Опоздал. Но я не с пустыми руками. Во время войны я работал военным корреспондентом. И вот, что удалось заснять, а теперь и продемонстрировать Вам.

Выключается свет. Показывается «фильм» (1-2 минуты)

– Вот как сейчас помню все это перед глазами. Миллионы убитых и раненых. Как трудно это вспоминать. очень много везде, куда ни посмотришь. Страшная картина представала перед нами, но мы все терпели и все выдержали. Война окончилась.

Кто-то из толпы выкрикивает:
– А давайте письма прочтем!

Главный берет стопку писем начинает читать.
(НА ВЫБОР)
«К матери.
14 октября 1914 г.
Вот уже шестой час стоим мы находимся в какой-то Богом забытой деревушке.
Следы войны здесь, как открытые раны. Сожженные постройки, опаленные кусты, страшные рассказы местных жителей, санитаров и врачей. Все эти впечатления я уже не воспринимаю, а умело топлю в своей душе, привязывая каждому к шее тяжелый груз моего упорного нежелания знать.
Человек — существо удивительное; еще так недавно, когда мы подъезжали мне было, говоря откровенно, совсем не по себе. Особенно скверна была первая ночь.
Мы расположились между лазаретом для тяжело раненных, кладбищем, все время принимавшим в недра свои наскоро сколоченные гробы, и платформою, у которой беспрестанно выгружались санитарные поезда, прибывавшие из-под Ивангорода. Бедная Божья земля. Всю ночь она содрогалась от гула орудий. Всю ночь над ней стоял стон выгружаемых раненых. Всю ночь она смотрела в глаза мерцающим звездам темными впадинами впрок заготовленных могил.
А теперь — мне могут сказать, что мы завтра двинемся в бой, и эта мысль уже не произведет на меня почти никакого впечатления…
Угнетающая забитость серых солдатских масс, что уныло поют в скотскихзагонах.
Впрочем, все это исключения, общий дух безусловно чист, хорош и бодр. Пока кончаю, кажется, скоро тронемся.»

Американский корреспондент Джон Рид:
«…Мы встретили колонну солдат, маршировавшую по четыре человека в ряд –они отправлялись на фронт. Едва ли треть их была с винтовками. Шли они тяжелой, колеблющейся походкой обутых в сапоги крестьян, держа головы кверху и размахивая
руками – бородатые, опечаленные гиганты с кирпично-красными руками и лицами, в грязных
подпоясанных гимнастерках, скатанных шинелях через плечо, с саперными лопатами у поясов и громадными деревянными ложками за голенищем. Земля дрожала под их шагом. Ряд за рядом направлялись мужественные, печальные, равнодушные лица в сторону запада, к неведомым боям за непонятное дело…»

Описание атаки:
«Пишу Тебе с поля боя…
Кто-то обезумевшим голосом громко и заливисто завопил: “У-рра-а-ааа!!!” И все, казалось, только этого и ждали. Разом все заорали, заглушая ружейную стрельбу… На параде “ура” звучит искусственно, в бою это же “ура” –дикий хаос звуков, звериный вопль. “Ура” –татарское слово. Это значит –бей! Его занесли к нам, вероятно, полчища Батыя. В этом истерическом вопле сливается и ненависть к “врагу”, и боязнь расстаться с собственной жизнью. “Ура” при атаке так же необходимо, как хлороформ при сложной операции над телом человека”.»

Письмо маме
«Мама, у меня все нормально, завтра на рассвете идем в атаку. Сегодня с утра артиллерийская подготовка. Наши глухонемые батареи обрели дар слова и бойко тарахтят на все лады. Артиллерийская канонада действует на нервы убийственно.
Но когда бухает своя артиллерия, на душе чуть-чуть легче.Солдаты шутят.
Противник точно вымер. Когда противник молчит, в душе невольно нарастает тревога.
Очень хочется домой, обнимаю – сын».

Письмо жене:
«Дорогая Жони. Три месяца – вот уже три долгих как я не видел тебя, не слышал твои голос, не знаю жива – ли ты. Вот уже три долгих месяца я пишу эти письма и не получаю ответ. Я не знаю что с тобой – жива – ли ты, здорова – ли. Всё что мне остается – это только верить, верить и воевать. Бороться за нас и за нашу надежду на будущее – за мечту о маленьком белом домике в окружении раскидистых каштанов, мечтать о маленьких круглощеких карапузах которые будут называть нас мамой и папой. Я верю в то, что все будет хорошо – молись за меня и не забывай, а я буду бороться, бороться за нас».

Письмо солдату:
«Любимый…
Так хочется увидеть тебя, обнять.
Ненавижу войну. Кровь, боль, страх.
Я постоянно нахожусь в лазарете. Помогаю раненым и молюсь о том, что бы шальная пуля тебя не догнала. Это так страшно – боятся, что каждый новый раненый может оказаться тобой. Поэтому первым дело я заглядываю в лицо больному, возможно это плохо но каждый раз я благодарю небо за то, что это не ты.
Возможно увидев меня ты меня разлюбишь. Я уже совсем не так хороша как раньше – старенькое платьице, в старых пятнах крови. Мне пришлось отрезать косы – они очень мешались при операциях. Больше нет розовых щек – так мне говорят, сама я не знаю – зеркала в лазарете нет.
На самом деле здесь не плохо, постоянно новые люди. Правда сложно прощаться, особенно когда знаешь что больше никогда не увидишь этого человека. Вот так и живем. Каждый день что-то новое, только выстрелы неизменны – они не прекращаются.
Я очень – очень жду тебя. Обнимаю – твоя Эльза.
Да благословит тебя Господь.»

(НА ВЫБОР)

Выстрел в Сараево
Две стаи недругов – волков
(Зловещий рык, оскал зубов…)
Лишь повод ждут. Таков конфуз:
Антанта – Тройственный союз…

И этот повод подвернулся:
Весь мир к безумству повернулся.
В Сараево убит эрцгерцог –
В упор студентом юным дерзко…

Ах, бедный …герцог Фердинанд!
Коль знал чему он стал причиной
(Войны – зияющей могилы),
То, верно, застрелился б сам…

И вот депеши, телеграммы –
Предвестники грядущей драмы.
Объявлен сербам ультиматум!
Война придет… И это фатум.

Конфликт коснулся многих наций,
Пошла волна мобилизаций:
“Бросай дела, скорее в строй!
Зелён? И что?.. Научит бой!”

Война объявлена
«Вечернюю! Вечернюю! Вечернюю!
Италия! Германия! Австрия!»
И на площадь, мрачно очерченную чернью,
багровой крови пролилась струя!

Морду в кровь разбила кофейня,
Зверьим криком багрима:
«Отравим кровью игры Рейна!
Громами ядер на мрамор Рима!»

С неба, изодранного о штыков жала,
слёзы звезд просеивались, как мука́ в сите,
и подошвами сжатая жалость визжала:
«Ах, пустите, пустите, пустите!»

Бронзовые генералы на граненом цоколе
молили: «Раскуйте, и мы поедем!»
Прощающейся конницы поцелуи цокали,
и пехоте хотелось к убийце — победе.

Громоздящемуся городу уродился во сне
хохочущий голос пушечного баса,
а с запада падает красный снег
сочными клочьями человечьего мяса.

Вздувается у площади за ротой рота,
у злящейся на лбу вздуваются вены.
«Постойте, шашки о шелк кокоток
вытрем, вытрем в бульварах Вены!»

Газетчики надрывались: «Купите вечернюю!
Италия! Германия! Австрия!»
А из ночи, мрачно очерченной чернью,
багровой крови лила́сь и лила́сь струя.

***

Солдатская песня
Шла на позицию рота солдат,
Аэропланы над нею парят.
Бомбу один из них метко кидал
И в середину отряда попал.

Недалеко же ты, рота, ушла —
Вся до единого тут полегла!
Полголовы потерял капитан,
Мертв барабанщик, но цел барабан.

Встал капитан — окровавленный встал!
И барабанщику встать приказал.
Поднял командою, точно в бою,
Мертвый он мертвую роту свою!

И через поля кровавую топь
Под барабана зловещую дробь
Тронулась рота в неведомый край,
Где обещают священники рай.

Строго, примерно равненье рядов…
Тот без руки, а другой — безголов,
А для безногих и многих иных
Ружья скрестили товарищи их.

Долго до рая, пожалуй, идти —
Нет на двухверстке такого пути;
Впрочем, без карты известен маршрут, —
Тысячи воинов к раю бредут!

Скачут верхами, на танках гремят,
Аэропланы туда же летят,
И салютует мертвец мертвецу,
Лихо эфес поднимая к лицу.

Вот и чертоги, что строились встарь,
Вот у ворот и согбенный ключарь.
Старцы-подвижники, посторонись, —
Сабли берут офицеры подвысь.

И рапортует запекшимся ртом:
«Умерли честно в труде боевом!»

***

Начало века
Двадцатый век свое начало
Отметил бурно! Закачало
Твердыни мира все
В имперской их красе.

Престолы треснули,
Их троны пошатнулись!
Казалось, вечные
Устои содрогнулись…

Два вектора – корысти и свободы –
Определили европейскую погоду:
Корысть – в захватах, поглощеньях,
За счет соседа расширениях;

Свобода ж вовсе от всего –
Налогов, метрополий и законов
Монархий, власти и канонов
Религий, брака, черт … чего…

Свободы, равенства и братства –
Все требуют наперебой!
Еще всем поровну богатства,
Иначе: “Все на смертный бой!”

И вот Европа в кумаче,
Крушится старый мир вообще.
Хотят сломать до основанья
С большим упорством и старанием.

МИНУТА МОЛЧАНИЯ

Песня (на выбор)

– Да что ж мы грустим!? Жизнь-то продолжается!

Слово наставников.

К столу.