Цели:

Образовательная. Учить танцам 19 века и их истории и культуре.

Оздоровительная. Способствовать развитию музыкальности.
Воспитательная. Способствовать воспитанию творческой, культурной личности.

Задачи:

1. Развивать музыкальности.
   
2. Учить взаимодействовать в коллективе.
   
3. Развивать внимательность, дисциплинированность.
   
4. Способствовать развитию фантазии.
   
5. Раскрывать творческий потенциал ребенка.
   
6. Способствовать самовыражению ребёнка через танец.
   
7. Способствовать воспитанию культуры поведения учащихся, их взаимоотношения.
   
8. Расширить кругозор подростков и их общей эрудиции.
   
9. Содействовать повышению познавательной активности учащихся, изучая историю танца.
   
10. Формировать проявления чувства коллективизма, дружбы.
    
11. Изучение истории танцев 19 века.
    
12. Изучение истории и самобытности костюма 19 века.
    
13. Изучение правил этикета на балу соответствующей эпохи.
    
14. Разработка эскизов женского костюма 19 века.
    

Сценарий бала

Хозяйка бала (мужу): Mon cher, я очень волнуюсь… Ведь сегодня будет столько именитых гостей. Сам князь Васильев обещал быть.

Хозяин бала: Дорогая, у нас непременно пройдёт отличный вечер. А вот, кажется, первые гости.

Распорядитель бала: Граф …!

Хозяин бала: (Обращаясь к первому гостю). Моё почтение, граф!

Распорядитель бала: Графиня …!

Хозяин бала: Графиня! Добрый вечер! (целует руку)

Распорядитель бала: Виконт Егор Коняев!

Виконт: Графиня, целую ваши ручки! Вы как всегда прекрасны! Вашу красоту можно сравнить лишь с красотой розы!

Хозяйка бала: Ах, mon cher, Вы умеете говорить комплименты!

Дальнейшее представление гостей…

1. Светлейший Князь
   
2. Князь
   
3. Граф
   
4. Барон
   

Открывает бал учитель:

У. –

Сегодня я хозяйка бала,

Как в нашем зале тесно стало.

Здесь собрались мои друзья:

ученики, учителя!

Все мамы с папами хотят

увидеть здесь своих ребят.

Я речь о танце поведу,

Помощников себе возьму.

Они расскажут про балет,

Кадриль и польку, падеграс…

Итак, начнем мы свой рассказ.

1(мальчик) – Здравствуйте!

2 (девочка) – Здравствуйте, добрый вам вечер!

1- Рады мы нашей сегодняшней встрече!

Праздник веселый сегодня у нас,

Сам я пуститься готов в перепляс!

2 – Но нам нельзя пока плясать,

Мы должны всем рассказать

Отчего же бальный танец

Вечно праздничный для нас?

И кому? И почему?

Мы обязаны ему.

1- Бальный танец возник в 14 веке в Италии. А в 16-17в. Франция стала законодательницей бальных танцев. В России впервые балы появились в 18 веке. По указу Петра 1 бальный танец был обязательным предметом в программе многих учебных заведений. В XIX веке дворяне с удовольствием ездили на балы.

У. – Балы проходили в огромных и великолепных залах, освещённых множеством восковых свечей в хрустальных люстрах и медных подсвечниках. В середине зала непрерывно танцевали, а по двум сторонам залы у стены стояло множество ломберных столов. Здесь играли, сплетничали и философствовали. Бал для дворян был местом отдыха и общения.

Промах в танцах на балу мог стоить карьеры. Было очень постыдным на балу потерять такт. Балы проводились по определенной четко утвержденной в дворянском обществе традиционной программе. Поскольку тон балу задавали танцы, то они и были стержнем программы вечера. Кавалеры заранее записывались, приглашая дам на разные танцы.

2- Балы всегда начинались с величественного Полонеза. Его можно было назвать торжественным шествием, в котором принимали участие все прибывшие. Длился он 30 минут. Иностранцы называли этот танец «ходячий разговор». В первой паре шел хозяин с самой знатной гостью, во второй – хозяйка с самым именитым гостем.

1 – Бал – настоящая находка

Для юных франтов и для дам;

1 танец. Дамы и господа! Полонез!

1- Лишь только вальс нам дарит этот миг,
И только он сейчас разъединяет…
Листая время, как страницы книг,
Забытым чувством снова опьяняет…
И кто подскажет, как спастись сейчас?
Я отвести уже не смею взгляда…
А вальс кружит, кружит, как в первый раз…
Душа безбрежной музыкой объята…

2- Вторым танцем на балу был вальс. Несомненно, но был самым изысканным танцем 19 века. Существовало много разновидностей этого танца.

У. – С середины 19 в. самым популярным бальным танцем становился «Вальс». История вальса связана с творчеством венского композитора Иоганна Штрауса, «короля вальсов», который написал более 500 вальсов. Танец стал очень знаменитым в Вене. Специально для вальса открывались большие танцевальные залы.
2 – В ритме вальса, всё плывет,
Приглашённый народ.
Вместе с солнцем и луной
Закружился шар земной.
Все танцуют, скользя,
Удержаться нельзя!

2 танец. Вальс!

У. – Менуэ́т — старинный народный французский грациозный танец. Произошёл от медленного народного хороводного танца. Первоначально галантный придворный менуэт исполнялся одной парой. Движения менуэта были построены в основном на поклонах и реверансах. Менуэт постепенно развивался, ускорялся его темп, усложнялись движения и па, в итоге поздний бальный менуэт приобрёл яркие черты жеманности и изысканности. Он стал исполняться уже не одной, а несколькими парами.

История танца.

Первоначально галантный (придворный) менуэт исполнялся одной парой. Движения менуэта были построены в основном на поклонах и реверансах, что создавало не столько впечатления танца, сколько «приглашения к танцу». На протяжении XVIII века, с развитием галантного стиля и эпохи Барокко, менуэт постепенно развивался, ускорялся его темп, усложнялись движения и па, в итоге поздний бальный менуэт приобрёл яркие черты жеманности и изысканности. Он стал исполняться уже не одной, а несколькими парами (иногда со сменой партнёров). На сцене, в оперно-балетных спектаклях Рамо (французский композитор эпохи Барокко), менуэт развился до виртуозной формы, приобрёл жанровую характерность, сюжетную конкретность и даже появилось несколько его разновидностей.

При Людовике XIV менуэт был излюбленным придворным танцем. Преподавателем менуэта в то время был Франсуа-Робер Марсель, член Французской Королевской академии танца, специально уволившийся из театра Парижской оперы, чтобы преподавать этот стремительно вошедший в моду танец.

Из Франции вместе с модой на всё французское менуэт постепенно перешёл в другие страны. В России появился в царствование Петра Великого и исполнялся на балах вплоть до 30-х годов XIX века.

3 танец. Менуэт!

У. – Мазурка — это середина бала. Она «приехала» в Россию из Парижа в 1810 году. Дама в мазурке идет плавно, грациозно, изящно, скользит и бегает по паркету. Партнер в этом танце проявляет активность, делает прыжки «антраша», во время которых в воздухе он должен ударить нога об ногу три раза. Умелое пристукивание каблуками придает мазурке неповторимость и шик. В 20-е гг. XIX века мазурку стали танцевать спокойнее, и не только потому, что от нее страдал паркет.
Мазурку танцевали в четыре пары. При ее исполнении допускались разговоры. Каждый новый танец на балу содержал меньше форм торжественного балета и больше танцевальной игры, свободы движений.

Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно;
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил.
А.С.Пушкин

Мазурка – (от польск. mazurek – название жителей Мазовии) – стремительный и зажигательный бальный танец.

Истоки мазурки – в народном польском танце мазуру, появившемся еще в XVI в., замечательном по красоте и разнообразию движений. В Европе мазурка становится известной к началу XIX в. (танцмейстеры придали народному танцу салонный характер) и наибольшее распространение получает в России. Нигде (кроме Польши) с таким блеском и мастерством не танцевали мазурку, как в России. Ее изучение требовало гораздо больше времени, терпения и искусства, чем изучение других танцев.

Русская мазурка. С французской литографии XIX в.

Все в мазурке поддерживает образ блистательного кавалериста: и особая выправка, и пружинистый шаг, и галантность учтивого кавалера. Именно от него зависело успешное исполнение танца. Он выбирает фигуры и меняет темп. Мазурка – танец лихих наездников и их нежных дам. Элементами мужской партии были сильные удары каблуком (пришпоривание коня), резкие взмахи рукой над головой (натягивание поводьев), «хромой шаг» (напоминание о ранениях), а у дам – легкий бег на полупальцах и вообще демонстрация слабости и хрупкости. Дама должна уметь легко лететь по залу, уметь схватывать движения и переходы, предлагаемые кавалером. Во время танца мужчины опускались на одно колено перед дамой, словно желая помочь ей сойти с коня. Кавалеры красовались перед своими дамами, очаровывали и завоевывали их.

Кстати, описывая исполнение мазурки, авторы художественных произведений упоминают шпоры – предмет снаряжения всадника. Появляться же на балу в сапогах со шпорами было не принято (т. к. они могли повредить наряд дамы). Но в шпорах есть нечто поэтическое, и в изображении бравых военных, позвякивающих шпорами, было много романтики.

Фигуры танца были разнообразны и многочисленны, а свободная импровизация движений делала танец ярким и увлекательным. Мазурка всегда была в центре каждого праздненства, ее ждали, к ней готовились.

После того, как мазурка получила постоянную «прописку» в бальных залах, танцмейстеры придумывали все новые и новые фигуры и даже виды мазурки. Появились вальс-мазурка и кадриль-мазурка, ее соединяли с полькой, использовали в котильоне. В па-де-труа мазурка составляет целую часть танца. Одна из фигур мазурки – «Заздравная» – исполнялась с бокалом Шампанского в руке. Мазуркой обычно завершалось первое отделение бала.

Трудно сказать, была бы в наши дни мазурка столь хорошо известна, если бы не та особая роль, которую сыграл в развитии ее музыкальной формы польский композитор Фредерик Шопен. Он написал более 50-ти прекрасных мазурок. То, что сделал Шопен для мазурки сравнимо лишь с ролью Иоганна Штрауса в вальсе.

5 танец. Мазурка!

«Контрданс» — одна из форм первоначально английского и, впоследствии, французского народного танца и музыки к нему. Считается, что контрданс возникает в Англии в конце XVII — начале XVIII веков. В дальнейшем, контрданс получил широкое распространение во Франции и далее по всей Европе. В контрдансе пары танцуют одна напротив другой, а не друг за другом, как в круговых танцах. Вначале состоял из одной фигуры, затем из чередования 5 или 6 различных танцевальных фигур. Характерные музыкальные размеры 2/4, 6/8.

6 танец. Контрданс!

1- В 18 в. веселый чешский танец «Полька» покорил страны Европы. Согласно легенде, сельская девушка, слушая чешскую народную песню, придумала те прыжки, которые есть в «Польке».

2– Полька имела огромный успех. Педагоги ухватились за новый танец, начали преподавать его во всех салонах и танцзалах. И в наши дни

«Полька» популярный танец с большим количеством вариаций от сложных комбинаций до простых, с прыгучими шагами и всегда счастливой и веселой музыкой.

1- В небе светит солнышко – золотое донышко,

Шепчет ветер облачку: «Ну-ка спляшем полечку».

Эти слова из детской песни говорят о том, что «Польку» любят не только взрослые, но и дети.

7 танец. Кавалеры приглашают дам! Гусарская полька!

Родина Галопа – Венгрия, где он известен с 1800-х годов . В Вене и Берлине галоп появился в 1822 году, в России — в начале 1820-х (у Пушкина в ЕО), в Париже и Англии – в 1829. Он стал известен как завершение маскарада во французской опере. Галоп считается предшественником польки. Галоп – весёлый танец вприпрыжку. Появился на парижских балах. Быстрый бальный танец, популярный в XIX веке Галоп

8 танец. Круговой галоп!

У. – Кадри́ль (фр. Quadrille) — французский танец, являющийся разновидностью контрданса и возникший в конце XVIII в. и весьма популярный до конца XIX в. в Европе и России.
Исполняется двумя или четырьмя парами, расположенными по четырёхугольнику (фр. quadrille), друг против друга. В кадрили часто используются известные мелодии на 2/4 или 6/8.

Знаменитая иллюстрация первого исполнения кадрили в лондонском клубе Almack’s . Украшаемые техниками модных танцев — вальсом, полькой, галопом, мазуркой, и т.д., новые кадрили потесняют, а со временем и вовсе изживают старомодные кадрили со сменами (котильоны) и продолжают царствовать в бальных залах ХІХ века практически до его окончания, преобразовываясь со временем в колонну, упрощая технику и преумножая фигуры. французский танец, являющийся разновидностью контрданса и возникший в конце XVIII в. и весьма популярный до конца XIX в. в Европе и России. Исполняется двумя или четырьмя парами, расположенными по четырёхугольнику, друг против друга.

Кадриль – (от франц. quadrille – четыре), народный массовый и бальный танец XIX в., подвижный, муз. размер 2/4, относится к контрдансам. Родиной этого танца считается Англия, из которой он в начале XVIII в. попал во Францию. Своим распространением и популярностью кадриль обязана Парижу. Французы изменили танец по своему вкусу, не забыв прибавить слово «французская». В 70-х гг. XIX в. становится модной английская кадриль лансье.

В традиционной кадрили участвовали 4 или 8 пар, которые образовывали четырехугольник – carre. Если пар было больше, располагались в несколько каре. (В средние века кадриль – это небольшой отряд всадников, участвующих в турнире, располагавшийся по четырем сторонам отведенного для поединка места). Вероятно, военное происхождение кадрили объясняет ее популярность среди офицеров в начале XIX в. Позднее выстраивались две линии, и каждая линия пар поочередно танцевала каждую фигуру кадрили.

В кадрили было 6 фигур, они включали шассе, подъемы на полупальцы, галоп, переходы. Фигуры кадрили требовали оживленного, грациозного и изящного исполнения. Распорядитель бала мог по своему усмотрению создавать различные танцевальные построения. Танцевальная техника исполнения кадрили была доведена до совершенства, а движения были идеально законченными.

Старинная французская кадриль была центром внимания и основой каждого бала. За один вечер ее могли исполнять несколько раз. Качество исполнения было серьезным испытанием для танцующих, за кадрилью следили все глаза зала! Кадриль имела и воспитательное значение: она приучала к хорошим манерам, умению музыкально, четко и непринужденно двигаться.

На протяжении двухсот лет танец претерпел немало изменений: упростились фигуры, появились обычные повседневные шаги. Кадриль превратилась в танец отдыха, необходимого среди быстрых вальсов, галопов и полек.

В народе кадриль десятилетиями видоизменялась, совершенствовалась и создавалась заново. Она приобрела своеобразные движения, рисунки, манеру исполнения, взяв от салонного танца лишь некоторые особенности построений и название. Русский народ сделал кадриль разнообразной по рисунку, введя в нее многие фигуры русских хороводов и плясок. Различается кадриль квадратная, линейная, круговая. Исполняется на танцевальных вечерах и балах.

9 танец. А сейчас Французская Кадриль!

У. – В конце бала исполняли французский танец «котильон». Он представлял собой танец-игру, шаловливый и непринужденный. Кавалеры в этом танце становятся на колени перед дамой, сажают ее, обманывают, отскакивают от нее, перепрыгивают через платок или карту.

Котильон (фр. cotillon) — бальный танец французского происхождения.
Котильон близок контрдансу. Особое распространение получил в середине XIX века в странах Европы и в России. Котильон объединял несколько самостоятельных танцев (вальс, мазурка, полька). Исполнялся он всеми участниками в конце бала. Разнообразие Котильона зависело от ведущей пары — кавалер-кондуктор давал сигнал оркестру, громко называя фигуры. Он же следил за согласованностью движения пар.

В середине века в котильон часто вставлялись фигуры кадрили, исполняемые между фигурами по выбору, так что котильон иногда даже называли котильоном-кадрилью.
В 20-х годах в Германии Котильоном называлась игра в фанты, с танцами, в конце бала. В настоящее время Котильон состоит из кадрили, между фигурами которой вставляются другие танцы: мазурка, вальс, полька.
Является завершающим танцем бала.

Котильон – (от франц. cotillion), бальный танец французского происхождения, известный с XVIII в., получил популярность в XIX в. К этому же времени относится усложнение его композиции и появление огромного количества фигур. Ни один бал в XIX в. не проходил без котильона.

Котильон сначала исполнялся в конце бала как прощальное выступление всех участников в излюбленных танцах, а затем стал центром танцевального вечера. Котильон очень напоминает массовую танцевальную игру, возглавляемую одной парой, которая назначала порядок фигур.

В танец входили движения вальса, мазурки, польки. Иногда котильон исполнялся между фигурами кадрили.

Распорядители балов ввели в моду котильон с аксессуарами (различными предметами). Разнообразие этих предметов и фантазия распорядителя бала создавали множество новых фигур, точнее развлечений и игр с вещами, соединенных с танцами. В некоторых источниках упоминается более 200 фигур котильона, например, «Стулья», «Цветы», «Карты», «Пирамида», «Таинственные руки», «Игра бабочек», «Взаимная услуга» и др.

«Котильон – царь танцев, неоцененный воодушевитель, без которого бал не бал, без которого танцующие тщетно ищут то, для чего приехали: разнообразия, веселости, отсутствия всякой техники, хорошей шутки, неожиданных эффектов. Это танцевальная игра, где трудятся не одни ноги, но изощряется в особенности остроумие» (Петрова М. Ю. «Петербургский новейший самоучитель всех общественных танцев» С-Пб, 1883).

11 танец. Котильон.

1- Окончен бал, погасли свечи,

Замечательный был вечер!

2- Всем спасибо говорим,

От души благодарим!!

Евгений Баратынский 19 февраля [2 марта] 1800, село Вяжля Кирсановского уезда Тамбовской губернии — 29 июня [11 июля] 1844, Неаполь) — один из самых значительных русских поэтов первой половины XIX века.

Бал

Глухая полночь. Строем длинным,

Осеребренные луной,

Стоят кареты на Тверской

Пред домом пышным и старинным.

Пылает тысячью огней

Обширный зал; с высоких хоров

Ревут смычки; толпа гостей;

Гул танца с гулом разговоров.

В роскошных перьях и цветах,

С улыбкой мертвой на устах,

Обыкновенной рамой бала,

Старушки светские сидят

И на блестящий вихорь зала

С тупым вниманием глядят.

Кружатся дамы молодые,

Не чувствуют себя самих;

Драгами камнями у них

Горят уборы головные;

По их плечам полунагим

Златые локоны летают;

Одежды легкие, как дым,

Их легкий стан обозначают.

Вокруг пленительных харит

И суетится и кипит

Толпа поклонников ревнивых;

Толкует, ловит каждый взгляд;

Шутя, несчастных и счастливых

Вертушки милые творят.

В движенье всё. Горя добиться

Вниманья лестного красы,

Гусар крутит свои усы,

Писатель чопорно острится,

И оба правы: говорят,

Что в то же время можно дамам,

Меняя слева взгляд на взгляд,

Смеяться справа эпиграммам.

Меж тем и в лентах и в звездах,

Порою с картами в руках,

Выходят важные бояры,

Встав из-за ломберных столов,

Взглянуть на мчащиеся пары

Под гул порывистый смычков.

Но гости глухо зашумели,

Вся зала шепотом полна:

«Домой уехала она!

Вдруг стало дурно ей». — «Ужели?»

— «В кадрили весело вертясь,

Вдруг помертвела!» — «Что причиной?

Ах, Боже мой! Скажите, князь,

Скажите, что с княгиней Ниной,

Женою вашею?» — «Бог весть,

Мигрень, конечно!.. В сюрах шесть».

— «Что с ней, кузина? танцевали

Вы в ближней паре, видел я?

В кругу пристойном не всегда ли

Она как будто не своя?»

Злословье правду говорило.

В Москве меж умниц и меж дур

Моей княгине чересчур

Слыть Пенелопой трудно было.

Презренья к мнению полна,

Над добродетелию женской

Не насмехается ль она,

Как над ужимкой деревенской?

Кого в свой дом она манит,

Не записных ли волокит,

Не новичков ли миловидных?

Не утомлен ли слух людей

Молвой побед ее бесстыдных

И соблазнительных связей?

Но как влекла к себе всесильно

Ее живая красота!

Чьи непорочные уста

Так улыбалися умильно!

Какая бы Людмила ей,

Смирясь, лучей благочестивых

Своих лазоревых очей

И свежести ланит стыдливых

Не отдала бы сей же час

За яркий глянец черных глаз,

Облитых влагой сладострастной,

За пламя жаркое ланит?

Какая фее самовластной

Не уступила б из харит?

Как в близких сердцу разговорах

Была пленительна она!

Как угодительно-нежна

Какая ласковость во взорах

У ней сияла! Но порой,

Ревнивым гневом пламенея,

Как зла в словах, страшна собой,

Являлась новая Медея!

Какие слезы из очей

Потом катилися у ней!

Терзая душу, проливали

В нее томленье слезы те;

Кто б не отер их у печали,

Кто б не оставил красоте?

Страшись прелестницы опасной,

Не подходи: обведена

Волшебным очерком она;

Кругом ее заразы страстной

Исполнен воздух! Жалок тот,

Кто в сладкий чад его вступает:

Ладью пловца водоворот

Так на погибель увлекает!

Беги ее: нет сердца в ней!

Страшися вкрадчивых речей

Одуревающей приманки;

Влюбленных взглядов не лови:

В ней жар упившейся вакханки,

Горячки жар — не жар любви.

Так, не сочувствия прямого

Могуществом увлечена —

На грудь роскошную она

Звала счастливца молодого;

Он пересоздан был на миг

Ее живым воображеньем;

Ей своенравный зрелся лик,

Она ласкала с упоеньем

Одно видение свое.

И гасла вдруг мечта ее:

Она вдалась в обман досадный,

Ее прельститель ей смешон,

И средь толпы Лаисе хладной

Уж неприметен будет он.

В часы томительные ночи,

Утех естественных чужда,

Так чародейка иногда

Себе волшебством тешит очи:

Над ней слились из облаков

Великолепные чертоги;

Она на троне из цветов,

Ей угождают полубоги.

На миг один восхищена

Живым видением она;

Но в ум приходит с изумленьем,

Смеется сердца забытью

И с тьмой сливает мановеньем

Мечту блестящую свою.

Чей образ кисть нарисовала?

Увы! те дни уж далеко,

Когда княгиня так легко

Воспламенялась, остывала!

Когда, питомице прямой

И Эпикура и Ниноны,

Летучей прихоти одной

Ей были ведомы законы!

Посланник рока ей предстал;

Смущенный взор очаровал,

Поработил воображенье,

Слиял все мысли в мысль одну

И пролил страстное мученье

В глухую сердца глубину.

Красой изнеженной Арсений

Не привлекал к себе очей:

Следы мучительных страстей,

Следы печальных размышлений

Носил он на челе; в очах

Беспечность мрачная дышала,

И не улыбка на устах —

Усмешка праздная блуждала.

Он незадолго посещал

Края чужие; там искал,

Как слышно было, развлеченья

И снова родину узрел;

Но, видно, сердцу исцеленья

Дать не возмог чужой предел.

Предстал он в дом моей Лаисы,

И остряков задорный полк

Не знаю как пред ним умолк —

Главой поникли Адонисы.

Он в разговоре поражал

Людей и света знаньем редким,

Глубоко в сердце проникал

Лукавой шуткой, словом едким,

Судил разборчиво певца,

Знал цену кисти и резца,

И, сколько ни был хладно-сжатым

Привычный склад его речей,

Казался чувствами богатым

Он в глубине души своей.

Неодолимо, как судьбина,

Не знаю, что в игре лица,

В движенье каждом пришлеца

К нему влекло тебя, о Нина!

С него ты не сводила глаз...

Он был учтив, но хладен с нею.

Ее смущал он много раз

Улыбкой опытной своею;

Но, жрица давняя любви,

Она ль не знала, как в крови

Родить мятежное волненье,

Как в чувства дикий жар вдохнуть.

И всемогущее мгновенье

Его повергло к ней на грудь.

Мои любовники дышали

Согласным счастьем два-три дни;

Чрез день-другой потом они

Несходство в чувствах показали.

Забвенья страстного полна,

Полна блаженства жизни новой,

Свободно, радостно она

К нему ласкалась; но суровый,

Унылый часто зрелся он:

Пред ним летал мятежный сон;

Всегда рассеянный, судьбину,

Казалось, в чем-то он винил,

И, прижимая к сердцу Нину,

От Нины сердце он таил.

Неблагодарный! Им у Нины

Все мысли были заняты:

Его любимые цветы,

Его любимые картины

У ней являлися. Не раз

Блистали новые уборы

В ее покоях, чтоб на час

Ему прельстить, потешить взоры.

Был втайне убран кабинет,

Где сладострастный полусвет,

Богинь роскошных изваянья,

Курений сладких легкий пар —

Животворило все желанья,

Вливало в сердце томный жар.

Вотще! Он предан был печали.

Однажды (до того дошло)

У Нины вспыхнуло чело

И очи ярко заблистали.

Страстей противных беглый спор

Лицо явило. «Что с тобою,—

Она сказала,— что твой взор

Всё полон мрачною тоскою?

Досаду давнюю мою

Я боле в сердце не таю:

Печаль с тобою неразлучна;

Стыжусь, но ясно вижу я:

Тебе тяжка, тебе докучна

Любовь безумная моя!

Скажи, за что твое презренье?

Скажи, в сердечной глубине

Ты нечувствителен ко мне

Иль недоверчив? Подозренье

Я заслужила. Старины

Мне тяжело воспоминанье:

Тогда всечасной новизны

Алкало у меня мечтанье;

Один кумир на долгий срок

Поработить его не мог;

Любовь сегодняшняя трудно

Жила до завтрашнего дня,—

Мне вверить сердце безрассудно,

Ты прав, но выслушай меня.

Беги со мной — земля велика!

Чужбина скроет нас легко,

И там безвестно, далеко,

Ты будешь полный мой владыка.

Ты мне Италию порой

Хвалил с блестящим увлеченьем;

Страну, любимую тобой,

Узнала я воображеньем;

Там солнце пышно, там луна

Восходит, сладости полна;

Там вьются лозы винограда,

Шумят лавровые леса,—

Туда, туда! с тобой я рада

Забыть родные небеса.

Беги со мной! Ты безответен!

Ответствуй, жребий мой реши.

Иль нет! зачем? Твоей души

Упорный холод мне приметен;

Молчи же! не нуждаюсь я

В словах обманчивых,— довольно!

Любовь несчастная моя

Мне свыше казнь... но больно, больно!..»

И зарыдала. Возмущен

Ее тоской: «Безумный сон

Тебя увлек,— сказал Арсений,—

Невольный мрак души моей —

След прежних жалких заблуждений

И прежних гибельных страстей.

Его со временем рассеет

Твоя волшебная любовь;

Нет, не тревожься, если вновь

Тобой сомненье овладеет!

Моей печали не вини».

День после, мирною четою,

Сидели на софе они.

Княгиня томною рукою

Обняла друга своего

И прилегла к плечу его.

На ближний столик, в думе скрытной

Облокотясь, Арсений наш

Меж тем по карточке визитной

Водил небрежный карандаш.

Давно был вечер. С легким треском

Горели свечи на столе,

Кумиров мрамор в дальней мгле

Кой-где блистал неверным блеском.

Молчал Арсений, Нина тож.

Вдруг, тайным чувством увлеченный,

Он восклицает: «Как похож!»

Проснулась Нина: «Друг бесценный,

Похож! Ужели? мой портрет!

Взглянуть позволь... Что ж это? Нет!

Не мой: жеманная девчонка

Со сладкой глупостью в глазах,

В кудрях мохнатых, как болонка,

С улыбкой сонной на устах!

Скажу, красавица такая

Меня затмила бы совсем...»

Лицо княгини между тем

Покрыла бледность гробовая.

Ее дыханье отошло,

Уста застыли, посинели;

Увлажил хладный пот чело,

Непомертвелые блестели

Глаза одни. Вещать хотел

Язык мятежный, но коснел,

Слова сливались в лепетанье.

Мгновенье долгое прошло,

И наконец ее страданье

Свободный голос обрело:

«Арсений, видишь, я мертвею;

Арсений, дашь ли мне ответ!

Знаком ты с ревностию?.. Нет!

Так ведай, я знакома с нею,

Я к ней способна! В старину

Меж многих редкостей Востока

Себе я выбрала одну...

Вот перстень... с ним я выше рока!

Арсений! мне в защиту дан

Могучий этот талисман;

Знай, никакое злоключенье

Меня при нем не устрашит.

В глазах твоих недоуменье,

Дивишься ты! Он яд таит».

У Нины руку взял Арсений:

«Спокойна совесть у меня,—

Сказал,— но дожил я до дня

Тяжелых сердцу откровений.

Внимай же мне. С чего начну?

Не предавайся гневу, Нина!

Другой дышал я в старину,

Хотела то сама судьбина.

Росли мы вместе. Как мила

Малютка Олинька была!

Ее мгновеньями иными

Еще я вижу пред собой

С очами темно-голубыми,

С темно-кудрявой головой.

Я называл ее сестрою,

С ней игры детства я делил;

Но год за годом уходил

Обыкновенной чередою.

Исчезло детство. Притекли

Дни непонятного волненья,

И друг на друга возвели

Мы взоры, полные томленья.

Обманчив разговор очей.

И, руку Оленьки моей

Сжимая робкою рукою,

«Скажи,— шептал я иногда,—

Скажи, любим ли я тобою?»

И слышал сладостное да.

В счастливый дом, себе на горе,

Тогда я друга ввел. Лицом

Он был приятен, жив умом;

Обворожил он Ольгу вскоре.

Всегда встречались взоры их,

Всегда велся меж ними шепот.

Я мук язвительных моих

Не снес — излил ревнивый ропот.

Какой же ждал меня успех?

Мне был ответом детский смех!

Ее покинул я с презреньем,

Всю боль души в душе тая.

Сказал «прости» всему: но мщеньем

Сопернику поклялся я.

Всечасно колкими словами

Скучал я, досаждал ему,

И по желанью моему

Вскипела ссора между нами:

Стрелялись мы. В крови упав,

Навек я думал мир оставить;

С одра восстал я телом здрав,

Но сердцем болен. Что прибавить?

Бежал я в дальние края;

Увы! под чуждым небом я

Томился тою же тоскою.

Родимый край узрев опять,

Я только с милою тобою

Душою начал оживать».

Умолк. Бессмысленно глядела

Она на друга своего,

Как будто повести его

Еще вполне не разумела;

Но, от руки его потом

Освободив тихонько руку,

Вдруг содрогнулася лицом,

И всё в нем выразило муку.

И, обессилена, томна,

Главой поникнула она.

«Что, что с тобою, друг бесценный?» -

Вскричал Арсений. Слух его

Внял только вздох полустесненный.

«Друг милый, что ты?» — «Ничего».

Еще на крыльях торопливых

Промчалось несколько недель

В размолвках бурных, как досель,

И в примиреньях несчастливых.

Но что же, что же напослед?

Сегодня друга нет у Нины,

И завтра, послезавтра нет!

Напрасно, полная кручины,

Она с дверей не сводит глаз

И мнит: он будет через час.

Он позабыл о Нине страстной;

Он не вошел, вошел слуга,

Письмо ей подал... миг ужасный!

Сомненья нет: его рука!

«Что медлить,— к ней писал Арсений,

Открыться должно... Небо! в чем?

Едва владею я пером,

Ищу напрасно выражений.

О Нина! Ольгу встретил я;

Она поныне дышит мною,

И ревность прежняя моя

Была неправой и смешною.

Удел решен. По старине

Я верен Ольге, верной мне.

Прости! твое воспоминанье

Я сохраню до поздних дней;

В нем понесу я наказанье

Ошибок юности моей».

Для своего и для чужого

Незрима Нина; всем одно

Твердит швейцар ее давно:

«Не принимает, нездорова!»

Ей нужды нет ни в ком, ни в чем;

Питье и пищу забывая,

В покое дальнем и глухом

Она, недвижная, немая,

Сидит и с места одного

Не сводит взора своего.

Глубокой муки сон печальный!

Но двери пашут, растворясь:

Муж не весьма сентиментальный,

Сморкаясь громко, входит князь.

И вот садится. В размышленье

Сначала молча погружен,

Ногой потряхивает он;

И наконец: «С тобой мученье!

Без всякой грусти ты грустишь;

Как погляжу, совсем больна ты;

Ей-ей! с трудом вообразишь,

Как вы причудами богаты!

Опомниться тебе пора.

Сегодня бал у князь Петра;

Забудь фантазии пустые

И от людей не отставай;

Там будут наши молодые,

Арсений с Ольгой. Поезжай,

Ну что, поедешь ли?» — «Поеду»,

Сказала, странно оживясь,

Княгиня. «Дело,— молвил князь,—

Прощай, спешу я в клоб к обеду».

Что, Нина бедная, с тобой?

Какое чувство овладело

Твоей болезненной душой?

Что оживить ее умело,

Ужель надежда? Торопясь

Часы летят; уехал князь;

Пора готовиться княгине.

Нарядами окружена,

Давно не бывшими в помине,

Перед трюмо стоит она.

Уж газ на ней, струясь, блистает;

Роскошно, сладостно очам

Рисует грудь, потом к ногам

С гирляндой яркой упадает.

Алмаз мелькающих серег

Горит за черными кудрями;

Жемчуг чело ее облег,

И, меж обильными косами

Рукой искусной пропущен,

То видим, то невидим он.

Над головою перья веют;

По томной прихоти своей,

То ей лицо они лелеют,

То дремлют в локонах у ней.

Меж тем (к какому разрушенью

Ведет сердечная гроза!)

Ее потухшие глаза

Окружены широкой тенью

И на щеках румянца нет!

Чуть виден в образе прекрасном

Красы бывалой слабый след!

В стекле живом и беспристрастном

Княгиня бедная моя

Глядяся, мнит: «И это я!

Но пусть на страшное виденье

Он взор смущенный возведет,

Пускай узрит свое творенье

И всю вину свою поймет».

Другое тяжкое мечтанье

Потом волнует душу ей:

«Ужель сопернице моей

Отдамся я на поруганье!

Ужель спокойно я снесу,

Как, торжествуя надо мною,

Свою цветущую красу

С моей увядшею красою

Сравнит насмешливо она!

Надежда есть еще одна:

Следы печали я сокрою

Хоть вполовину, хоть на час...»

И Нина трепетной рукою

Лицо румянит в первый раз.

Она явилася на бале.

Что ж возмутило душу ей?

Толпы ли ветреных гостей

В ярко блестящей, пышной зале,

Беспечный лепет, мирный смех?

Порывы ль музыки веселой,

И, словом, этот вихрь утех,

Больным душою столь тяжелый?

Или двусмысленно взглянуть

Посмел на Нину кто-нибудь?

Иль лишним счастием блистало

Лицо у Ольги молодой?

Что б ни было, ей дурно стало,

Она уехала домой.

Глухая ночь. У Нины в спальной,

Лениво споря с темнотой,

Перед иконой золотой

Лампада точит свет печальный.

То пропадет во мраке он,

То заиграет на окладе;

Кругом глубокий, мертвый сон!

Меж тем в блистательном наряде,

В богатых перьях, жемчугах,

С румянцем странным на щеках,

Ты ль это, Нина, мною зрима?

В переливающейся мгле

Зачем сидишь ты недвижима,

С недвижной думой на челе?

Дверь заскрипела, слышит ухо

Походку чью-то на полу;

Перед иконою, в углу,

Стал и закашлял кто-то глухо.

Сухая, дряхлая рука

Из тьмы к лампаде потянулась;

Светильню тронула слегка,

Светильня сонная очнулась,

И свет нежданный и живой

Вдруг озаряет весь покой;

Княгини мамушка седая

Перед иконою стоит,

И вот уж, набожно вздыхая,

Земной поклон она творит.

Вот поднялась, перекрестилась;

Вот поплелась было домой;

Вдруг видит Нину пред собой,

На полпути остановилась.

Глядит печально на нее,

Качает старой головою:

«Ты ль это, дитятко мое,

Такою позднею порою?..

И не смыкаешь очи сном,

Горюя Бог знает о чем!

Вот так-то ты свой век проводишь,

Хоть от ума, да неумно;

Ну, право, ты себя уходишь,

А ведь грешно, куда грешно!

И что в судьбе твоей худого?

Как погляжу я, полон дом

Не перечесть каким добром;

Ты роду-звания большого;

Твой князь приятного лица,

Душа в нем кроткая такая,—

Всечасно вышнего Творца

Благословляла бы другая!

Ты позабыла Бога... да,

Не ходишь в церковь никогда;

Поверь, кто Господа оставит,

Того оставит и Господь;

А он-то духом нашим правит,

Он охраняет нашу плоть!

Не осердись, моя родная;

Ты знаешь, мало ли о чем

Мелю я старым языком,

Прости, дай ручку мне». Вздыхая,

К руке княгининой она

Устами ветхими прильнула —

Рука ледяно-холодна.

В лицо ей с трепетом взглянула —

На ней поспешный смерти ход;

Глаза стоят и в пене рот...

Судьбина Нины совершилась,

Нет Нины! ну так что же? нет!

Как видно, ядом отравилась,

Сдержала страшный свой обет!

Уже билеты роковые,

Билеты с черною каймой,

На коих бренности людской

Трофеи, модой принятые,

Печально поражают взгляд;

Где сухощавые Сатурны

С косами грозными сидят,

Склонясь на траурные урны;

Где кости мертвые крестом

Лежат разительным гербом

Под гробовыми головами,—

О смерти Нины должну весть

Узаконенными словами

Спешат по городу разнесть.

В урочный день, на вынос тела,

Со всех концов Москвы большой

Одна карета за другой

К хоромам князя полетела.

Обсев гостиную кругом,

Сначала важное молчанье

Толпа хранила; но потом

Возникло томное жужжанье;

Оно росло, росло, росло

И в шумный говор перешло.

Объятый счастливым забвеньем,

Сам князь за дело принялся

И жарким богословским преньем

С ханжой каким-то занялся.

Богатый гроб несчастной Нины,

Священством пышным окружен,

Был в землю мирно опущен;

Свет не узнал ее судьбины.

Князь, без особого труда,

Свой жребий вышней воле предал.

Поэт, который завсегда

По четвергам у них обедал,

Никак с желудочной тоски

Скропал на смерть ее стишки.

Обильна слухами столица;

Молва какая-то была,

Что их законная страница

В журнале дамском приняла.